Если вас когда-нибудь спросят, что такое любовь, притворитесь мертвым.

Я искренне боюсь таких вопросов, потому что я взрослый.

В полупустом вагоне метро у дверей милуется пара: девушка потрясающей красоты, что-то восточное, с черными глазами, белоснежной улыбкой и огромной копной кудрявых волос, и юноша, крепкий, широкоплечий, с открытым смуглым лицом, и глазами, полными жизни и того завидного желания быть счастливым, бесконечно и несмотря ни на что. Им нет еще и двадцати, они смотрят в экран телефона, хихикают, время от времени обмениваются искренними взглядами полными свежей и наивной даже любви. На очередной остановке они коротко прощаются, девушка выбегает из вагона в толпу спешащих куда-то людей, а парень занимает место рядом с сухонькой старушкой в косынке и голубом болоньевом пальто от куда-то из другой жизни.

Двери закрылись, состав тронулся.

“Да-а, он великий, конечно”, — неожиданно заговаривает с юношей бабуля.

Юноша бросает на нее взгляд, затем вновь углубляется в изучение инстаграмма.

“Надо его любить и почитать!” — продолжает его попутчица.

Парень смотрит на старушку, потом ищет кого-то в вагоне, находит взглядом меня, но я его не поддерживаю, отворачиваюсь, потому что мне интересно. Юноша, не без причины испуганный внезапным диалогом, продолжает искать кого-то глазами.

Молодая мама с азбукой в руках делает уроки с постоянно зевающей дочкой лет 8 в розовой шапке с огромным помпоном. Заучивают стих, мама с завидным постоянством долдонит: «Пе-тушки распе-тушилились, но подраться не решились, если сильно пету-шиться можно пе-рышек лишиться, повторяй!»

Девочка с помпоном перестает зевать, разглаживает складки на юбке, вздыхает:
— Короче (пауза) петухи… решили подраться, но испугались.

Молодец, девка! По сути. К черту детали!

Двое второкурсников, подогретые парой горячительных, по поводу внезапно наступившей в четверг пятницы, что-то тихонько обсуждают, прислонившись к надписи “Не прислоняться”, когда вдруг один хватает за грудки второго, отталкивает, взмахивает руками: «Ну ты что! Ну ты же помнишь Маринку с параллельного потока! Ну, которая полностью кучерявая».

“Полностью кучерявая!”.

Как это по молодости обидно и прекрасно, когда кто-то забывает очень важное для тебя.

А вся эта слякоть, и эти шапки — это ужасно.

Только в кармане пальто ласковое мурлычущее приятное бульканье фляжки с коньяком.

— Ты веришь в господа? — спрашивает бабулечка растерянного юношу, так и не нашедшего поддержки – все заняты своими делами, час пик.
— Да, типа, — скромно, тихо-тихо отвечает он.
— Правильно! Он великий! Библия есть у тебя, сынок?
— Есть.
— Правда, есть? Молодец! Любишь бога нашего Иисуса Христа?
— Нет.
— Погоди, сынок! Ты же только что сказал, что веришь в бога.
— В бога верю, — громче и уверенней говорит он, — я мусульманин.

Вы смотрели передачу “В мире животных”, ну или в “Дискавери” тот момент, когда жертва понимает, что она — жертва, а хищник еще до битвы выигрывает?

— Арабчонок? А не похож.
— Я не араб, а мусульманин.
— Один черт, прости Господи. То-то ты на деваху так смотрел! Украсть ее хочешь да совратить!
— Нет, нельзя так, — повышает тон юноша, краснеет, выпрямляет спину, — я ее люблю!
— Что же это по-твоему значит, что ты ее любишь? — злорадно как-то интересуется бабка.
— Это значит, что я буду ее всегда защищать.

“Любить — это защищать”, — говорит подросток вдвое младше меня, не важно, бога или человека, и я хочу в ответ пожать ему крепко руку (и сделать такую татуировку на лбу).

Защищайте любимых!

И не притворяйтесь мертвыми.