В подземном переходе около театра оперы стоял старый игровой автомат с игрушками, напротив ярких витрин торговых рядов, за пыльным стеклом древнего аппарата валялись, будто обнявшись, пытаясь согреться, плюшевые разноцветные зверюшки, над которыми нависла хромированная лапа крана. Медный жетон падал в монетоприемник, запуская механизм, железная рука оживала.
Так случалось не часто: иногда подвыпившие студенты, громко смеясь, пытались выудить что-нибудь из недр аквариума музейного устройства, или влюбленные парочки, проходя, решали испытать ради забавы судьбу, но абсолютно точно каждый последний вторник месяца уже года три, а то и больше, к автомату приходил взрослый седовласый мужчина в длинном коричневом пальто, покупал в палатке напротив увесистую горсть монет на приличную сумму, закидывал их одна за другой в аппарат и весь день, с раннего утра до глубокой ночи, держал, не отпуская, короткий железный джойстик с красным натертым до блеска набалдашником и снова и снова запускал игру.
О странном мужике в городе ходили легенды. Игрок, маньяк, плюшевый человек — такие прозвища ему давали, приходили смотреть, как он играет, фотографировались с ним и пытались заговорить. Только он не отвечал никому, не смущался, все закидывал и закидывал жетоны, пытаясь вытащить из стеклянного куба игрушки.
Иногда ему везло и кран захватывал какой-нибудь приз, да, видно, мужчину это только расстраивало, он кривил лицом и отдавал выигрыш кому-то из окружающих его зевак.
Почти на рассвете мужчина роется в кармане пальто, и, убедившись, что жетонов не осталось, уходит.
Он идет не домой, а как всегда, привычным маршрутом, через проходную, за желтую пластиковую дверь, бахилы, халат на плечи, в палату, где на выцветших зеленых простынях, вся в проводах и трубках, лежит девочка, ее взор направлен в потолок, она не моргает. Над ней склонилась женщина, седые волосы, молодое лицо.
— А помнишь, как она хотела ту игрушку из автомата? — спросит женщина мужчину.
— Конечно, помню, — ответит он и поцелует ее в макушку.